ТОГДА

Вопреки мнению сквернословов, призирающих его за одну только эльфийскую кровь, Алларос не был скуп на эмоции и слеп к страданиям своих собратьев-магов, как многие его соплеменники-долийцы. Обозленный на долгие века рабства и унижения, его вольный народ молчаливо взирал из своих лесов, как непрестанно и жестоко помыкают магами храмовники. Это было вопиющей несправедливостью, на которую закрыли глаза боги, но не он сам. Это было позорным бельмом, которое юноша намеревался исправить — вырвать с корнем, как вырывают сорняки в саду, чтобы тот вновь расцвел и дал плоды мира и процветания. Лавеллан хотел сделать как лучше, а получилось, в общем-то, как всегда. Отправляясь на встречу с тевинтерским магистром в Редклиф, он, да и его бравые спутники, не мог предположить, что дела примут столь скверный оборот.

СЕЙЧАС

Тьма наступала семимильными шагами, так и норовя укусить напуганного до полусмерти эльфа за пятки. Он мчался напролом сквозь бурелом, забывая прикрывать лицо от веток, тянущихся к нему со всех сторон в попытках зацепить, удержать и не дать отсрочить неизбежное. Да что там! Алларос не помнил самого себя от страха незримой погони. Его храброе и свободолюбивое сердце сжалось внутри, угрожающе ухая. Казалось, еще немного, и оно выпрыгнет из груди, а сам он рухнет мертвым грузом на стылую землю, уже давным-давно расставшуюся с трепетной надеждой вкусить ласковое прикосновение солнечных лучей. Великого светила больше не существовало. Оно сгинуло в неизвестности, и мир вокруг озаряли своим призрачным, потусторонним светом только всполохи зеленой магии, разорвавшей в клочья мирное небо и все мироздание. Лавеллан мельком смотрел по сторонам и не узнавал знакомых мест, по которым еще вчера пробивался к злополучному Редклифу. И тогда в воздухе ощущалось незримое присутствие чего-то темного и неправильного, но кругом зеленели деревья, цвели луга и журчали певучие горные ручейки, а сейчас...выжженная дотла земля, на которой вряд ли когда-нибудь взойдет хоть один росток, не отравленный скверной. Дориан сказал, что они попали в будущее на целый год вперед. Так неужели все то, что сейчас предстало взгляду юного мага, и станет его незыблемым наследием, подарком для будущих поколений? В ответ на его мысленный вопрос невесть откуда прозвучало зловещее "Да", и этой ужасающей правде вторило все — сухие деревья, безжизненная земля и даже величественные горы, покорно склонившиеся под гнетом чужеземного бога. Они давили на него своей заоблачной высотой, тонко намекая на его незначительность — сущую ничтожность, не способную отвадить бед, ждущих его впереди, если он сумеет выбрать обратно в свое время.

Что-то мелькнуло меж скрюченных веток. Что-то живое и движущееся — наверняка еще и враждебное. Отчего то у Аллароса не оставалось сомнений, что все в этом забытом Создателем мире действовало против него. Засмотревшись на преследователя, темноволосый эльф споткнулся о корягу и кубарем покатился вниз по грязному склону. Ветки, точно острозаточенные ножи, впивались в незащищенные доспехами участки его тела, пару раз он даже хорошенько приложился головой и, кажется, рассек бровь, но все же сумел сгруппироваться, а затем более-менее благополучно приземлиться на корточки. Перепачканный, истекающий кровью и взмыленный, Алларос не стал тратить драгоценное время на расспросы и взмахом посоха над головой очертил защитный круг, исторгнувший навстречу неприятелям волну обжигающего пламени. Лес вокруг отчаянно застонал, быстро снедаемый магическим огнем. Никаких признаков чужого присутствия, лишь убийственная тишина, прерываемая треском горящей древесины. Сощурившись, эльф вскочил на ноги и помчался дальше. Боли он почти не чувствовал, адреналин в его крови просто зашкаливал, притупляя чувства и иные болезненные мироощущения. Ничего, совсем скоро он сполна вкусит последствия своего безудержного бега и быстрого спуска вниз. Еще каких-то пару минут, и Лавеллан неизбежно провалится в небытие, растратив последние крупицы своей силы. Только бы найти безопасное место, в котором он сможет зализать свои раны и спокойно продолжить поиски выживших в этом абсолютно сюрреалистичном будущем, которое никогда не должно стать частью его мира.

Совсем рядом, прямо у его ног, оказалась склянка с непонятным веществом, на которую он, просчитавшись, наступил. Пространство вокруг почти мгновенно заполнилось удушающим дымом странного сизого цвета. Голова Аллароса, до этого и без того раскалывающаяся на части от напряжения, пошла кругом, но он таки нашел в себе силы и взмахнул рукой, магией отогнав отраву прочь. Секунда замешательства подарила его оппоненту возможность для молниеносной атаки: кто-то налетел на него сбоку. Кто именно — разглядеть он толком не успел, только почувствовал столкновение собственного тела с непоколебимым железом чужого щита. Удар противника оказался столь сильным, что чародей отлетел на несколько метров и упал навзничь. Тщетно он силился, пытаясь дотянуться до выпавшего из его рук посоха. Мозг, вкусивший достаточное количество отравляющего вещества, отказался отдавать распоряжения конечностям, отчего попытки Лавеллана добраться до своего оружия напоминали судороги. Перед глазами замерцали разноцветные звезды, из промежутка меж которыми он перед самым забытьем успел вырвать несколько силуэтов, поддернутых призрачной дымкой. Преследователи столпились вокруг него, что-то обсуждая и активно жестикулируя, но Алларос едва различал их взволнованные голоса. Звуки внешнего мира доносились до него словно сквозь водную пелену. Море тьмы сомкнуло свои клешни на его шее, и юноша провалился в пустоту, наслаждаясь блаженными минутами покоя, которое так требовало его изнеможённое тело.

Сколько времени прошло, когда чувства вернулись к нему, Алларос не знал. По крайней мере, он ощущал себя хоть немного отдохнувшим. К очередному многочасовому забегу по полосе препятствий юноша был не готов, но, по крайней мере, мысли в его голове перестали путаться, сталкиваясь с друг с другом и образуя полную неразбериху. Привалившись к холодной стене, Лавеллан тяжело вздохнул, впиваясь пальцами в многовековую кладку, словно надеясь позаимствовать ее силу и стойкость. Она ему точно еще понадобится сегодня, ведь он угодил в лапы неведомо к кому. Правда, этот вопрос он решил оставить на потом. Пока же его раздражали кандалы, натирающие запястья. Рука с Меткой запульсировала, вливая в его тело новые волны древней силы, от присутствия которой ему захотелось свернуться калачиком в углу и просто плакать до тех пор, пока не кончатся все слезы. Боль, рождаемая этим подарком богов, доставляла Алларосу немыслимые страдания. С каждой минутой она все нарастала и нарастала, призывая высвободить силу во вне. Нет, он не сделает это даже под угрозой собственной жизни. В памяти остроухого все еще были свежи воспоминания о том, как он впервые воспользовался Меткой, оказавшись в этом негостеприимном будущем. Стоило ему свернуть разрыв, как что-то темное и жестокое проснулось за горизонтом. Встрепенулось и потянуло к нему свои когтистые руки, страстно желая узнать, где находится сокровище из древних времен. Ходить вокруг да около ему не пришлось — осознание посетило чародея практически мгновенно. То был Старший, полагавший, что Метка была утрачена вместе с исчезновением Вестника Андрасте. И теперь, ощутив обратное, древний бог не остановится, пока не достанет его из-под земли и не вырвет принадлежащее ему по праву из руки Инквизитора, заодно раскроив его бессмертную душу на миллион частей. Дориан сказал, что все исправит и вернет их обратно, и Лавеллан надеялся, что так оно и будет. В конце концов, именно благодаря ему они очутились здесь и сейчас.

Звякнула открывающаяся дверь камеры, и внутрь хлынул тусклый свет, опаливший привыкшие к темноте глаза Аллароса. Его, особо не церемонясь, подняли ноги и поволокли куда-то. Чародей не сопротивлялся, разглядывая коридоры и лестницы места своего заточения. Все вокруг было пропитано горьким запахом отчаяния и смерти — так же пахли и солдаты, тащившие его под обе руки, словно сломанную куклу. Нечто зловещее росло в груди этих несчастных людей, на бледных лицах которых сейчас не отражалось ни одной человеческой эмоции. Нечто гнилое и не святое заполоняло их тела изнутри, медленно давая жизнь все новым побегам и отнимая отведенное им свыше время. "Они не жильцы", — только и отозвалось его магическое чутье, воротя нос от соседства с чем-то столь неестественно отвратительным. Алларос был склонен согласиться с этими доводами. Зараза, питавшая солдат, совсем скоро возьмет свое, и тогда даже самый искусный целитель не сумеет помочь им избежать свидания с костлявой.

Сопровождающие ввели его в небольшую, скудно обставленную комнатку. За столом сидел человек, которого Лавеллан меньше всего на свете ожидал увидеть. Удивленно вылупившись на главнокомандующего силами Инквизиции, он уже было хотел улыбнуться, но этот порыв радости быстро захлебнулся, стоило соратнику вскочить из-за стола и приставить к его горлу свой клинок. Впрочем, ужаснула эльфа не столько решимость Каллена прикончить его, сколько красная вспышка, мелькнувшая в прекрасных глазах мужчины. От него тоже веяло смертью. Привратница, незримая для всех собравшихся, положила свою руку на плечо блондина, злорадно улыбаясь Алларосу и как бы говоря: "Теперь он всецело принадлежит мне". Эльф отказывался верить в только что увиденное. Неужели и Каллен поддался тьме, захлестнувшей этот несчастный, искалеченный мир?

Схватившись за надломанный событиями этого дня внутренний стержень, Лавеллан нацепил хрупкую маску невозмутимости и сказал:

— Ты столько лет был храмовником, но так и не научился отличать вымысел от правды? — чародей улыбнулся одними губами, когда же в глазах его буйствовало неукротимое холодное пламя. Ему было ненавистно все происходящее, и в особенности то, как оно отразилось на Резерфорде. Алларос, пусть и знал коммандера сравнительно недолго, всегда считал его человеком сильным и волевым. Он и помыслить не мог, что что-то способно сломить того. Возможно, Каллен и не признавал собственную обреченность, но его душевным ранам было не укрыться от зоркого взгляда долийца. Нечто внутри него яростно вспыхнуло, обжигая сердце, заливаемое кровью. Жажда мести. Мести за то, что Старший сотворил с Калленом и этим миром, пока его не было рядом, чтобы помочь и спасти от ударов, заготовленным им жестокой судьбой.

— Ты хочешь доказательства, что я это я? — несмешливо бросил он мужчине, продолжая обшаривать его тело и душу пристальным взглядом.  Недоверие Каллена не задевало Аллароса, но он не смог удержаться и бросил ему в ответ самое сокровенное, что случилось между ними за месяцы их краткого знакомства. Об этом происшествия могли знать только они вдвоем. — Помнишь нашу встречу в коридоре Убежища за неделю до моего исчезновения? — примерно прикинув даты, изрек чародей, оскаливая свои белоснежные зубы в полном коварства оскале. — Я тогда решил пофлиртовать с тобой, а ты был таким обаятельным недотрогой, что я невольно возбудился, и ты это заметил, залился краской, как церковная послушница, и спешно ретировался, — изогнув губы в самодовольной улыбке, он дрыгнул своими острыми ушами, подражая своему тогдашнему заигрыванию. Всем своим видом Лавеллан победоносно кричал: "Ну что, убедился?". — И вы туда же? — возмутился он, разыгрывая искреннее непонимание при виде смущенных до нельзя солдат, служивших под началом Каллена. — У вас сексуальный командир и в этом нет ничего зазорного. Как известно, Создатель завещал нам любить его творение. Это можно делать по-разному — например, глазами, — с этими словами он обернулся к блондину и подмигнул, пусть это и выглядело крайне сомнительно и жалко, учитывая его далекий от совершенства внешний вид.

Казалось, что только вчера они все вместе собирались в ставке командования и обсуждали детали визита в Редклиф. Советники, как и Вестник, были полны решимости, но даже тогда они позволяли себе скромные, но радостные улыбки. Свет, который нес в себе Алларос, давал им надежду, и их ясные глаза искрились им. Воодушевление грядущим было столь велико, что его практически можно было взять и потрогать. Вопреки ненависти к той извилистой дорожке, что завела юношу сюда, он был счастлив в окружении Лелианы, Жозефины, Кассандры и Каллена. Вера этих людей вселяла надежду и в его сердце. Так куда же ушло все то, что еще вчера казалось неотъемлемой частью его соратников?

Лавеллан неотрывно и пугающе долго смотрел на Каллена, а потом замолчал — замолчал не потому, что ему нечего было сказать. Он искал разгадку в поддернутых красными свечением глазах храмовника. Темноволосому всегда нравилось проводить параллели — так в первую встречу он сравнил глаза Резерфорда с чистым горным янтарем, сияющим изнутри неистовым пламенем решительности. Обычно взгляд мужчины пленял его, лишал дара речи и способности двигаться, но сейчас из бездонных глаз напротив испарилась вся та искристая особенность, которая так влекла к нему молодого эльфа. Да, перед ним все еще был Каллен, но уже не тот, что прежде, — не тот, что вызывал у него восхищение своим размеренным львиным величием. Теперь на него смотрел изувеченный страданиями и загнанный в угол зверь, в котором едва ли осталось что-то от прежней царственной грации.

"Вот именно, что Создатель," — повторил долиец про себя с легкими нотками недовольства и раздражения. У Лавеллана и раньше возникало не малое количество вопросов по отношению к так называемому творцу всего живого, а после событий минувших дней если в чем он и убедился, так в том, что никакой милости всевышним им оказывать не собирается. Существовал ли Создатель когда-то или нет, сейчас он глух и нем к мольбам своего неповторимого детища. Они предоставлены сами себе, и даже эльфийские Творцы вряд ли снизойдут до него, одарив своим вниманием и поддержкой. Проблема веры для ученого-мага в церковном мире всегда была насущна, а теперь она стояла весьма и весьма остро. Если поначалу Алларос и чувствовал, что здесь замешаны силы выше его понимания, то теперь... теперь окончательно убедился в том, что всем богам на них наплевать с самой высокой колокольни Великого собора в Вал Руайо. В Тедасе остался только один Бог — и тот желал его уничтожить.

Юноше всегда неплохо удавалось управлять своими эмоциями, и даже усталость не могла отнять у него этого таланта. Подметив, что Каллен чуть было не рухнул на колени перед ним, эльф умело высек на своем грязном лице похабную улыбку, вполне соответствующую ситуации. "Слишком поздно придаваться плотским утехам, милый кудряшек," — едва ли шутливо подметил чародей, самодовольно жмуря глаза.

Удостоверившись в личности Вестника, Резерфорд вывел его из своего кабинета (если эти каморку вообще можно было так именовать) и отправился в подвал, где его ожидал неожиданный сюрприз — нет, не пыточные камеры поехавшего лириумного наркомана (хоть и такое было вполне возможным), а чистый источник, не загрязненный никакой отравой. При виде водной глади у Аллароса выкатились глаза от удивления — о подобном подарке он и помыслить не мог какие-то пару часов назад. Ему отчаянно захотелось сорвать с себя грязную одежду и отмыться добела, что, собственно, темноволосый и сделал, не обращая внимания даже на стоящего позади него храмовника. Стеснительностью Лавеллан никогда не отличался и привык мыться на природе, где его соплеменники и иные любопытные создания могли стать случайными свидетелями его обнажения. Верования долийских эльфов, в отличие от учений Андрастианской Церкви, призывающей своих служителей быть сдержанными и приличными, были куда более фривольны к чужой наготе. Они воспевали красоту и совершенство смертного тела, строжайше запрещая стыдиться дарованных им Творцами сосудов. Алларос любил себя, а потому не считал зазорным демонстрировать свои достоинства в подходящие для этого моменты.

Доспех поддался легко и вскоре рухнул на пол, за ним последовали рубашка и штаны, отодранные от тела с протяжным болезненным стоном. Исподнее эльфы не носили, дабы не стеснять себя в движениях, а потому он поспешил отпихнуть в сторону свое снаряжение, нынче ставшего бесполезной грудой грязных тряпок, и медленно опустился в холодную воду. Зима была родной стихией Аллароса — ему всегда проще давалось переживать низкую температуру, но вода оказалась настолько ледяной, что пронизывала до самых костей. Невольно сжавшись, чародей выудил из Тени щепотку магической энергии, согрел ее внутри себя и развеял тепло вокруг, задавая наиболее благоприятный градус для омовения. Улыбнувшись такой скромной бытовой радости, Алларос вдохнул поглубже и погрузился в воду с головой, пропав из поля зрения храмовника на несколько долгих минут.

— Наш план удался, — всплыв на поверхность, бесцветным голосом отозвался голубоглазый, понимая, что Каллену не терпится услышать подробности случившегося год назад в Редклифе. — Пока мы отвлекали внимание Алексиуса на себя, лазутчики Лелианы и Дориан пробрались вслед за нами и перебили венатори, охранявших магистра. Казалось, что мы загнали его в тупик, и он даже выложил свои карты на стол, — расчесав пятерней свои мокрые волосы, Алларос опустил взгляд вниз, словно ему стало стыдно за произошедшее в тот роковой день. Вероятно, так оно и было. Они ведь знали о способностях Гериона заранее и могли что-то предпринять, чтобы обезопасить себя от его нападок. — Он признался, что служит Старшему. Сказал и о том, что я не более, чем просто ошибка, — презренный вор, не знающий правды о метке, которую ношу на своей руке, — подняв левую руку над водой, Алларос задумчиво склонил голову, рассматривая призрачное сияние, испускаемое "подарком богов". — Алексиус воспользовался магией времени, намереваясь стереть меня из истории раз и навсегда, но Дориан помешал ему, и мы оба очутились здесь, — нахмурившись, он понял, что выразился не совсем четко и ясно. — Точнее в Редклифе, но год спустя.

Закончив свою историю, которая, несомненно, была не столь красочной, как похождения Каллена после его исчезновения, Лавеллан отмыл остатки грязи со своего тела и вылез на сушу, приняв из рук храмовника полотенце.

— Ради Создателя, Каллен, только не начинай грести всех магов под одну казну, — взмолился эльф, вытирая бледное лицо и свои темные, как ночь, волосы. — Я согласен, что Алексиус зашел слишком далеко, но не все маги злонамеренны. Ты же видишь меня и знаешь, что я не такой, как венатори. Они — бельмо на нашем глазу, но это не значит, что все мы рано или поздно ступим на путь, подобный этому, — ровным тоном поспешил разъяснить он вещи, о которых бывший храмовник и без того должен был знать лучше него самого. — У Дориана есть план, как исправить все это, и поэтому мы разошлись, условившись встретиться вновь, когда у него все будет готово. Ну а до тех пор я с радостью помогу тебе всем, чем смогу. В конце концов, из-за моего отсутствия вы попали в столь бедствующее положение, — обмотав полотенце вокруг бедер и надежно заткнув его конец за край, юноша подошел к командующему силами Инквизиции почти вплотную и в очередной раз вгляделся в омут его отравленных красным лириумом глаз. — Зараза Старшего убивает тебя: своей магией я чувствую твои страдания. Я не способен излечить тебя, но в моих силах облегчить твои муки — позволь мне сделать для тебя хотя бы это, — сочувственно попросил долиец и с неожиданной нежностью коснулся виска Резерфорда.