В неделе пути от Южного Предела, окрестности Редклифа; лето 9:43 Дракона.

Поднявшись на крутой каменистый холм, Алларос пришпорил своего оленя и обвел взглядом округу. Спустя неделю долгого и сложного пути они были почти у цели. Перед ним протиралась долина, деревня Редклиф и одноименный замок, принадлежащий эрлу Эамону, советнику короля Алистера. От сюда было рукой подать до Южного Предела, где обосновались родственники Каллена после Пятого Мора, и именно поэтому эльф не был намерен останавливаться. Каждая секунда промедления отзывалась неимоверной болью и тоской в его сердце. Ему хотелось как можно скорее увидеть своего возлюбленного и оказаться в его крепких, надежных объятиях. Они не виделись около месяца — с тех самых пор, как обязанности и долг развели их в разные уголки континента. По началу Лавеллан громогласно возмущался такому стечению обстоятельств, но вскоре свыкся с мыслью, что в будущем судьба еще не раз разделит их с Калленом. Они оба поклялись положить свои жизни на возведение чего-то нового и великого — чего-то большего, чем они вместе взятые. Лучшего мира, в котором никто не будет забыт. Мира, в котором каждому найдется свое место и занятие. Мира, в котором тебя судят по заслугам, а не по крови и родству. Такой мир всегда был и оставался мечтой Инквизитора, которую он старался воплотить в реальность всеми возможными способами. Ну а пока он решил дать себе продохнуть, познакомившись наконец с многочисленной родней Резерфорда.

— Инквизитор! — послышался позади обеспокоенный мужской голос. — Да? — отрешенно вопросил молодой человек, не отрываясь от созерцания плодородной равнины, раскинувшейся зеленым ковром у его ног. — Я предлагаю заехать в замок и сменить лошадей, — непростительно громыхая доспехами, сказал подъехавший к нему капитан сопровождения. Алларос мельком взглянул на взмыленного беднягу, с которого в этот погожий день пот тек в три ручья, и хмыкнул себе под нос. — А я говорил вам поменять доспехи на что-то более удобное для длительной поездки верхом, — напомнил он мужчине с лукавой улыбкой на губах. — Да как же можно, милорд! По протоколу не положено..., — попытался было оправдаться храмовник. — Коли не жалеете себя, то коней бы своих пожелали. Будь они у вас менее покладистые, как мой красавец, — пояснил эльф, любяще похлопав своего скакуна по шее. — То ходили бы вы все покусанные и с синяками, — Снежок — именно так звали оленя Инквизитора — тряхнул своими раскидистыми рогами и угрожающе клацнул зубами, поддакнув словам хозяина. — Со всем уважением, милорд, но это не ответ на мой вопрос, — не оценив шутки Аллароса, деликатно напомнил ему капитан. — Что с вами сделаешь? Едем в Редклиф, — отдал распоряжение эльф и дернул поводья, направляя своего оленя внизу по склону.

В деревне каким-то чудом узнали о приезде Вестника. Народ радостной гурьбой высыпал на улочки, желая увидеть воочию всемирноизвестного героя и спасителя. Медленно продвигаясь по главному тракту, Алларос еле сдерживал себя от улыбки. Не к чему скрывать, ему была приятна благодарность простого люда. Даже вечно серьезные и вышколенные рыцари сопровождения позволили себе расслабиться, нежась в лучах заслуженной славы. В конце концов, без их участия ничего из этого не было бы и в помине. Подняв свободную руку, Инквизитор помахал ликующей толпе и даже склонился вниз, чтобы принять из ручек одной малютки букет наспех собранных полевых цветов. Втянув в легкие душистый аромат, Инквизитор подмигнул крохе, которая тут же залилась краской от столь пристального внимания к своей скромной персоне.

Внезапно из общей массы выделился один молодец, что не разделял радости своих односельчан. Он был мрачнее тучи и, судя по крепко сжатым кулакам, настроен весьма решительно. Слова его проклятья Алларос услышал раньше, чем ощутил удар о свою голову:

— Твоя работа сделана, эльфийский выродок! Убирайся восвояси и забирай с собой свою церковную шлюху! — выкрикнул возмутитель спокойствия, швырнул камень и бросился наутек. Алларос не ожидал такого поворота событий и еле-еле удержался в седле. Снежок — то ли от испуга за хозяина, то ли от возмущения — встал на дыбы, грозясь в гневе затоптать попавшихся ему под ноги крестьян. Инквизитору пришлось приложить максимум усилий, чтобы обуздать порыв своего дикого зверя. Реакции сопровождения тоже не заставила себя ждать. Рыцари взяли его в плотное кольцо, выставив щиты и обнажив сверкающие в полуденном солнце клинки. Толпа испуганно отпрянула назад, еще не до конца понимания произошедшее.

Выронив в дорожную грязь подаренный букет, темноволосый дотронулся до своего рассеченного лба и нахмурился, увидев кровь на тонких пальцах. Почти мгновенно ему удалось отыскать зорким взглядом виновника произошедшего — тот уже был в доброй сотне метров от места своего злодеяния. Впрочем, расстояние не было ему спасением. Будь на месте Аллароса кто-то другой — возможно, бедолаге бы и удалось уйти безнаказанным, но сегодня карты выпали вовсе не в его пользу. Простерев окровавленную руку в направлении удирающего селянина, Алларос шепнул несколько слов на древнем и понятном лишь магам языке. Воздух между ними задрожал, натянулся, подобно тетиве, а затем беглец просто замер статуей, не в силах вырваться из тисков сковавшей его по рукам и ногам магии.

— Взять его и доставить с ближайшую церковь на суд, — холодным голосом, способным пожирать звезды и пространство между ними, отдал приказ Инквизитор. — Я готов снести унижение, но оскорблять Верховную жрицу в моем присутствии не дозволено никому, — решительно отрезал голубоглазый и отправился в замок.

   Южный Предел; неделю спустя.

Воодушевление предстоящей встречей как рукой сняло. Алларос всю дорогу провел в прострации, не обменявшись со спутниками и парой слов. Хвала Создателю, в Редклифе нашелся добротный целитель, который на скорую руку подлатал Инквизитора. И, тем не менее, лоб непрестанно чесался, напоминая о событиях недельной давности тупой болью. Радовало лишь то, что дом родных Каллен стоял на отшибе. Желания общаться с местными у Лавеллана значительно поубавилось. Стоило ли спасать мир, если благодарность за столь великое свершение станет порицание и побои? Этим вопросом долиец задавался не один раз, но каждый раз находил оправдание. Неужели ему всю жизнь нужно будет поступать схожим образом? Уверять себя в праведности своих деяний, когда прочие будут стоять горой против него? В такие моменты инквизиторский венец казался ему неподъемным бременем, и он откровенно скучал по тем беззаботным временам, когда знать не знал о политике, войнах и борьбе за справедливость. Пожалуй, он бы отдал все, что имел, чтобы стать на одно краткое мгновение прежним Алларосом — простым учеником долийской хранительницы — и более никем иным. Ему до жути хотелось побегать босиком по окропленной утренней росой траве, вслушаться в пение дивных птиц и поговорить по душам с обитателями дремучих чащ. Если задуматься, то именно тогда, а не сейчас, Лавеллан был неподдельно счастлив и свободен. Может, кто-то из невежд и считал, что Инквизитор волен делать все, что пожелает, но то — лишь красивая ширма, за которой была надежно спрятана нелицеприятная истина. Алларос — заложник своего титула и долга перед человечеством. Странно, ведь именно он спас всех. По идее, все должны ему, а не наоборот. Очередная печальная ирония, которую ему — да и никому другому — никогда не дано будет понять.

Внушительная процессия с Инквизитором во главе завернула за угол и въехала во двор небольшого имения. Оглядевшись по сторонам, голубоглазый ухмыльнулся: дела у семейства Резерфордов после победы над Корифеем явно пошли в гору. Было ли то причиной их близкого родства с Калленом или заслугой исключительно личной, — этого эльф не знал, но не мог не радоваться благополучию, возведенному на развалинах старого мира. Его уже ждали. Несомненно, Каллен и здесь проявил свои таланты командира, построив всех родственников по струнке и раздав четкие указания. Впрочем, отчего то Алларосу казалось, что сестры его возлюбленного не будут столь смиренны и почтительны, как того желал от них блондин.

Немедля ни секунды, эльф проворно соскочил на землю и застыл как вкопанный. Признаться, он растерялся при виде незнакомых ему людей. Ему хотелось броситься вперед, повиснуть на шее Каллен и осыпать его серьезное лицо градом поцелуев, но присутствие его родственников остужало излишний романтический пыл Вестника. Снежок, словно проверив обстановку и убедившись в ее полной благоприятности, недовольно фыркнул и боднул оторопевшего хозяина своими витиеватыми рогами в спину, тем самым подталкивая ближе к блондину. Обернувшись, Алларос возмущенно цыкнул на своего оленя, на что тот ответил ему выразительным взглядом — куда более красноречивым, чем все существующие на свете слова: "Чего встал, тупица ушастый? Иди к нему!".

— Ну здравствуй, ma vhenan, — приблизившись к мужчине, молвил чародей с цветущей улыбкой на своих чувственных губах. — Я смотрю, ты еще не успел замучить до смерти занудством своих сестер и брата.

— Но он пытался! — неожиданно вставила свои пять копеек светловолосая женщина лет тридцати — должно быть, Мия, старшая сестра Каллена. Запрокинув голову, Алларос зашелся чистым и мелодичным смехом. — Она мне уже нравится, ну а ты, кудряшек, абсолютно неисправим, — с этими словами он властно притянул блондина к себе и крепко поцеловал, вкладывая в этот поцелуй всю свою тоску и неимоверную любовь.

До момента, как сильные руки Каллена с нескрываемым обожанием скользнули по его талии, Алларос думал, что напряжение, рожденное непомерной ответственностью, поселилось в его позвоночнике до скончания веков. Вивьен придворной муштрой сделала из него идеального аристократа, отчего теперь Инквизитор всегда держался статно и прямо. Для великого множество людей по всему Тедасу Лавеллан был и оставался неугасимым светочем в эти темные времена. Сильным и недвижимым, как суровые Морозные горы, в которых гордо высилась колыбель его детища — Скайхолд. Но все это божественное величие — не более, чем цветастый занавес, за которым крылся простой человек — безмерно усталый и подавленный грузом собственных обязанностей. Он испытывал точно такие же эмоции, как и все остальные, но почему-то никто и не задумывался над тем, что даже Вестнику Андрасте порой нужны поддержка и отдых. А что до блондина... его прикосновения исцеляли незримые раны на теле и душе эльфа, будто бы по повелению неведомой силы. Каждая новая встреча с Калленом, каждый подаренный ему поцелуй и каждая искренняя ласка возрождали Аллароса буквально из пепла, в который его обращали жестокосердечные люди, которых он поклялся защищать ценой своей жизни. Любовь Резерфорда беззаветно вырывала Инквизитора из цепких лап отчаяния, тем самым возвращая его в привычный мир — возвращая для того, чтобы кто-то вновь истер его в пугающее ничто. И так по кругу. Раз за разом. Таков жребий, выпавший голубоглазому. Жребий, который уже слишком поздно перебросить, чтобы что-то изменить.

Если Алларос был бастионом для всего мироздания, то Каллен — его личная твердыня. Незыблемая каменная громада, о которую молодой человек не боялся разбиться насмерть, прекрасно зная о том, что по ту сторону его ждет любовь и бесконечное счастье. За считанные мгновения он растаял в объятия Резерфорда, готовый раствориться в нем безо всякого остатка. Прижимаясь ближе к родному человеку, темноволосый с благоговением вдыхал знакомый запах бузины и дубового мха. Так, безо всякого сомнения, будет пахнуть их общий дом, который они возведут совместными усилиями, когда отойдут от дел. За месяц разлуки Резерфорд отрастил бороду, и теперь та щекотала его, заставляя смеяться абсолютно глупым, детским смехом — смехом человека, на краткое мгновение позабывшего о тягостях мира, окружавшего их со всех сторон.

— Во имя Создателя, забудьте в стенах вашего дома о моих титулах! Здесь и сейчас я просто Алларос, — заметив замешательство одной из сестер своего возлюбленного, сказал он, источая волны дружелюбия. — Появление бородавок никак не связано с лягушками. Слово ученого, — кинул эльф уходящему Брансону и подмигнул обернувшемуся на его слова мальчику, который ответил ему заговорщической ухмылкой. Теперь точно стоит ждать историй о новых приключениях мальца на местных болотах. — И я с нетерпением жду ужина! — не обделил очередной порцией внимания он и Мийю, быстро сообразившую о том, что двум голубкам нужно срочно уединиться для приватной беседы. — Каллен говорил, что стряпни лучше твоей во всей округе не сыщешь! — не скрывая своей искренней улыбки, старшая махнула на Аллароса рукой и отправилась хлопотать по хозяйству.

— Могу уверенно заявить, что знакомство прошло гладко, — искрясь радостью, резюмировал голубоглазый и тут же нахмурился. — Все в полном порядке, Каллен. Меня не сломали два лжебога — сомневаюсь, что какой-то задира с камнем способен навредить мне больше, чем они вместе взятые, — заверил командора инквизитор и поймал взгляд, обещающий долгие мучения, которым тот одарил сопровождавших его храмовников. — Не злись на капитана и его ребят. Они хорошо исполнили свой долг — поймали нарушителя спокойствия и доставили его на суд, — терпеливо пояснил эльф, всеми силами пытаясь отвадить гнев Резерфорда от отряда бравых бойцов, на который он сам не держал обиды. — Я всегда буду в опасности. Как бы мне этого не хотелось, но ни в твоих и ни в чьих бы то ни было еще силах обезопасить меня целиком и полностью. Я не хрустальный — не разобьюсь, а с царапинами справятся наши целители и твои горячие губы, — вывел он их разговор в новое и куда более приятное русло. До встречи с Калленом Алларос изнывал от желания и небезосновательно полагал, что хуже быть попросту не может. Как же он ошибался! Рядом с блондином жажда слияния достигла апогея немыслимых высот. Эльф еле сдерживался, чтобы прямо сейчас — у всех на виду — не стянуть с возлюбленного одежду и не полюбоваться на игру его мускулов под прямыми солнечными лучами. Захватывающее, должно быть, зрелище! Но приятнее всего было осознавать, что Каллен принадлежал ему и никому больше. Сердце в груди чародея вздрогнуло и запело от удушающей любви, сковавшей его по рукам и ногам. Кажется, он мог бы провести так целую вечность — просто смотря на прекрасного мужчину, которого столь милостиво послал ему Создатель. Резерфорд снаружи и внутри был ваянием необычной, божественной красоты — каждая частичка его естества была идеальна и неповторима. Кто-нибудь непременно бы назвал это роковой ошибкой или богохульством, раз такое совершенство попало в руки к долийцу, но сам Алларос придерживался иного мнения. Кто, как не он, любящий Каллена до безумного забытья, смог бы лучше позаботиться о нем?

Что-то вдруг натянулось внутри, словно тетива взведенного лука, и отчаянно закололо. Обещание заботиться. Обещание помочь разбить цепи зависимости и сделать свободным. Инквизитор всегда держит данное слово. Однажды, но не сейчас, когда ему так хочется прильнуть к блондину поближе и просто выкинуть из головы все ее содержимое. Его разум чудовищно устал, а вот сердце только начало свой безудержный разбег.

— Командир, я предлагаю спешно отступить и занять более выгодную стратегическую позицию, где нас никто не потревожит, — постаравшись придать себе как можно более серьезный вид, заявил чародей, после чего заигрывающе дрыгнул своими длинными ушами и добавил: — Мне так по душе твоя борода, — соблазнительно выдохнул он в губы напротив. — Можно мне будет на нее кончить?

You wouldn't want me if I made it easy
You wouldn't need me if I followed your rules
You wouldn't touch me if I didn't burn you

Алларосу не были любы тепло и огонь. Он сторонился их, словно прокаженных, и искал спасительную прохладу, столь родную его душе, но Каллен обладал уникальным талантом раздувать в нем особое пламя — пламя всепоглощающей любви. Прикосновениями своих горячих рук он оставлял на бледной коже эльфа незримые ожоги, а поцелуями и вовсе прожигал его холодное сердце насквозь. В чутких и нежных объятиях храмовника юноша не боялся неистово пылать и сгорать дотла всякий раз, когда им удавалось уединиться.

Не секрет, что темноволосый никогда не нуждался в чужой защите, ведь он был крайне самодостаточен и горделив. Многие назвали бы его отстраненным, но рядом с Резерфордом он без раздумий отступал от своих незыблемых принципов. Ему нравилось чувствовать грубую силу, растекающуюся в крепком теле напротив. Он не оспаривал ее, даже не пытался, — просто подчинялся течению сокровенных желаний, уносящему его в дальние и еще неизведанные дали. Лавеллан с головой погружался в этот манящий омут забвения, отказывая здравому рассудку в существовании ради пары мгновений торжества влюбленного до невозможности сердца. Вместе с Калленом он был готов падать в бездну и взмывать в заоблачные выси — благодаря этой истовой любви он чувствовал себя всемогущим и непобедимым. Разве может что-то на всем белом свете сравниться с этим чудесным, окрыляющим чувством в своей неистовости?

Комната стремительно сменилась лестницей, и Алларос едва заметил, как у него из рук пропал посох. Где он сейчас валяется — последняя вещь, о которой ему хотелось волноваться. Собственно, как и о мантии, исчезнувшей с его тела в мгновения ока по мановения сильных, мускулистых рук. Целиком и полностью он был поглощен созерцанием красот тела своего возлюбленного. Пара медленных, изучающих прикосновений к рельефному торсу напротив, и все ниже живота стянулось в тугой узел, требуя немедленного освобождения. Втянув в легкие побольше воздуха, чародей потянулся к храмовнику и подарил ему незабываемый поцелуй. Пространство между их губами незамедлительно стало общим, как и кислород — один на двоих. Ему было не страшно отдать все до последней капли и задохнуться, ведь он знал, что Каллен непременно подхватит и вдохнет в него жизнь обратно. О таком поразительном единении можно было только мечтать, но для Аллароса, чертового счастливчика, сказка стала реальностью — крайне привлекательной реальностью, которую он не стыдился изучать со всех доступных ему сторон. Руками по крепким бокам и могучей спине, тяжело вздымающейся от непрекращающихся ни на секунду поцелуев и ласк. Своими длинными и худыми пальцами Алларос со всей неистовостью впился в плечи Резерфорда и поднялся на ноги, чуть повиснув на нем. Расстояние меж их телами сократилось, выталкивая уже ненужных воздух прочь. Эльфу до невообразимости хотелось прочувствовать этого замечательного мужчину, словно он был сладостным плодом, запретным ему ко владению. Месяц разлуки может показаться кому-то ничтожным сроком, но только не для него и не для двух сердец — чем дальше, тем отчаяннее бьющихся и тоскующих друг по другу. В свои ласки и поцелуи Алларос вложил все, что имел, что так долго хранил в себе, ожидая этой радостной встречи и этого мгновения умопомрачительного забвения.

С поистине эльфийской грацией он выскользнул из своих ослабленных штанов и отшвырнул их в самый дальний угол, а затем расплылся в довольной, немного злорадной улыбке и с усердием прилежного ученика повторил прием, который однажды показал ему на тренировке сам Каллен. Удивленных вдох, и храмовник был уложен на лопатки на мягкую кровать. Не теряя времени, Лавеллан залез следом и оседлал блондина. На губах его продолжала играть широкая, торжествующая улыбка. Видели ли бы сейчас рекруты, как Инквизитор завалил их грозного командира!

— Не жалеешь, что научил меня этому приему? — чарующе промурлыкал Алларос, стягивая с себя рубаху и бросая ее на пол. Стрельнув любовника своими насыщенными голубыми глазами, он по кошачьи потянулся, красуясь перед Калленом, который так и пожирал его обнаженное тело своим взглядом. Взмахнув ладонью, рассеченной шрамом Метки, чародей на секунду высвободил свою магию и распахнул шторы, впустив свет в крохотную комнатушку, в которой они осмелились предаться любовным утехам. Заложив руки за голову, он прогнулся в спине, наслаждаясь теплом косых солнечных лучей, окутывающих его, подобно огненному, слепящему ореолу. Лавеллан умел быть эффектным даже в сексе и не сомневался, что Каллену придется такое по душе. Сейчас он, взмыленный, но сияющий от наслаждения, напоминал собой доброго духа, явившегося на зов к верному служителю Создателя, чтобы отблагодарить того за хорошую службу. Соблазнительно облизав искусанные губы, Алларос усмехнулся и склонился поближе к Каллену, укрывая его лицо своими темными, как ночь, волосами. Внеочередной обжигающий поцелуй, размеренный танец двух языков и дразнящий укус до крови.

— Сдаешься? — вопросительно изогнув свои красивые брови и дрыгнув острыми ушами, поинтересовался Инквизитор, просовывая руку между своих ног и высвобождая твердый, как сталь, член Резерфорда. — Или я недостаточно стараюсь? — сжав чужое достоинство, эльф сделал несколько неторопливых, играющих движений вверх-вниз, после чего соединил их члены вместе и продолжил начатое, завороженно любуясь происходящим и украдкой поглядывая на своего льва, который, казалось, еще немного и заурчит от обоюдного удовольствия, доставляемого ему ловкими руками Аллароса.